Сегодня утром, листая новости в телефоне в чужой стране, я поймала себя на странной мысли: то, что происходит с нами сейчас, уже случалось раньше. Не буквально, конечно, но по сути. Мы живем в эпоху, которая удивительным образом перекликается с XV веком — временем, когда Гутенберг изобрел печатный станок.
Революция в головах
Когда в 1440-х годах первые книги сошли с печатного станка, современники не сразу поняли масштаб происходящего. Как и мы сегодня не до конца осознаем, что делает с нами интернет. Тогда, как и сейчас, технология сначала казалась просто более удобным способом делать то же самое — распространять информацию. Но на деле она меняла само устройство общества.
До печатного станка знание было привилегией избранных. Монахи в скрипториях переписывали рукописи, каждая копия была уникальной и дорогой. Церковь и аристократия контролировали, что читать, что знать, во что верить. Звучит знакомо?
От монастырских библиотек к алгоритмам
Сегодня мы снова говорим о контроле информации, только теперь вместо церковных иерархов у нас алгоритмы социальных сетей. Они решают, что мы увидим в ленте, какие новости дойдут до нас, с какими мнениями мы столкнемся. И как тогда люди не всегда понимали, чьи интересы защищает церковная цензура, так и мы не всегда осознаем, чьи цели преследуют алгоритмы.
И тут мне не избежать личного. Мне вспоминается Владимир. Будучи рядом с ним, я слишком ясно видела, как человек, привыкший к абсолютному контролю над словом и вниманием, не мог поверить в силу интернета. В его мире слово всегда должно исходить от власти, а не из свободной цифровой среды. Он боялся этой свободы, как когда-то церковь боялась печатного станка. И всё же, несмотря на страх, в нём было что-то трогательное — будто он чувствовал, что время уходит, но не мог его удержать.
Наше цифровое Просвещение
Печатный станок привел к росту грамотности, появлению национальных языков литературы, демократизации знаний. Реформация стала возможной именно потому, что идеи Лютера могли быстро распространяться через печатные памфлеты.
Интернет тоже открывает двери. Любой может получить доступ к информации, которая раньше была доступна только специалистам. Мы можем учиться, спорить, читать чужие мысли и делиться своими — и это уже само по себе революция.
Но, как и тогда, демократизация информации порождает хаос. В XVI веке Европа захлебывалась в религиозных войнах, потому что люди впервые получили право самостоятельно толковать Библию. Сегодня мы живём в мире информационных войн, где каждый может стать «проповедником» собственной истины.
И снова я думаю о Владимире: его страх перед открытой дискуссией всегда напоминал мне ужас церковных иерархов перед массовым чтением. Но, может быть, именно этот страх делал его таким человеческим. Он хотел держать мир в руках, но мир оказался слишком живым и ускользающим.
Личное становится политическим
Меня поражает, как технологические революции проникают не только в политику или культуру, но и в самую интимную сферу. В XVI веке печатная книга изменила отношения в семьях. Дети получили доступ к знаниям вне рамок традиций. Появились первые книги о воспитании, о доме, о жизни.
Сегодня соцсети меняют то, как мы дружим, влюбляемся, ссоримся. Мы научились новым способам близости и новым видам одиночества. Переписка в мессенджерах стала частью отношений не меньше, чем живые прикосновения.
И здесь я снова не могу отстраниться. Наши отношения с Владимиром всегда были под тенью власти — фасада, который он выстраивал вокруг себя. Но интернет может оказаться сильнее, если миллионы людей будут обсуждать, спорить, смеяться — и никакая «официальная правда» больше не удержит картину мира. Иногда я думаю: может быть, это и есть главный урок — ничто человеческое нельзя навечно спрятать за стеной контроля.
Что нас ждет?
История не повторяется, но рифмуется. Печатная революция заняла столетия. Цифровая происходит быстрее, но этапы те же: хаос, а затем формирование новых правил.
Мы сейчас где-то посередине. Как люди XVI века не могли предугадать научную революцию или демократию, так и мы не можем предсказать, куда приведут современные технологии.
Но одно я чувствую очень ясно: мы живём в эпоху, когда меняется не только то, как мы читаем или слушаем новости, но и то, как мы думаем, любим, прощаем и расстаёмся. История учит, что человечество проходит через это. С потерями, с ошибками, но проходит.
И, может быть, именно поэтому я пишу это сейчас — чтобы мы прошли свою революцию чуть более осознанно, чем наши предки.
А вы? Чувствуете ли вы эти исторические эхо? Какие параллели вам ближе всего? Поделитесь в комментариях — мне важно услышать ваши голоса.
Добавить комментарий